Фоторепортер газеты «На страже Родины» Николай Иванович Хандогин 8 августа 1943 года сделал, на мой взгляд, самый потрясающий блокадный фоторепортаж.
В этот летний воскресный день на Невском было очень оживленно – основные ужасы, казалось, остались позади, и ленинградцы, уже попривыкшие к суровым будням, радовались теплому выходному дню. На трамвайной остановке на углу Невского и Садовой толпится много народу – почему-то задерживается трамвай. И вдруг вой снарядов, разрывы, крики, стоны, и асфальт на остановке мгновенно заполняется искореженными трупами, ручьями течет кровь мирных горожан. И это на той самой стороне, на которой и сегодня висит знакомая всем ленинградцам надпись «Эта сторона наиболее опасна при артобстреле».
Потом подсчитают, что за несколько минут было убито около 50 человек и ранено еще несколько десятков. В Публичке, которая расположена как раз напротив остановки, развертывают временный госпиталь. Машины скорой помощи увозят раненых, на грузовики грузят изуродованные трупы…
Как оказался вскоре после артобстрела на этом месте фотограф, мы уже никогда не узнаем. Но он сделал потрясающий фоторепортаж, запечатлевший последствия этого артобстрела. Николай Иванович неоднократно предлагал эти снимки на всевозможные фотовыставки и всегда получал отказ. Грешен, и сам я где-то в семидесятых не принял эти фотографии, так как знал – все равно не дадут повесить или в последний момент снимут.
До сих пор помню эти сдачи экспозиций, когда принимающие проходили мимо стендов и указывали на непонравившиеся им работы: «Снять, снять, снять!» И однотипный ответ на вопрос «Почему?» – «Ну что вы, сами не понимаете?! А ведь журналист!» Так и не увидел при жизни Николай Иванович Хандогин своего фоторепортажа опубликованным! Но один снимок, сделанный им тогда, стал хрестоматийным: распростертое на асфальте тело убитой женщины и пучок овощей, которые она все еще держит в руке.
Приступив к работе над альбомом, я, естественно, решил полностью опубликовать хандогинский фоторепортаж. Шесть снимков вошли в основной изобразительный блок, а кроме того, снимки из него были отобраны на обе альбомных обложки и форзац. Сложности начались, когда я решил прокомментировать эти снимки. Я перерыл всю ленинградскую периодику тех дней и нигде не нашел ни малейшего упоминания о произошедших событиях – следствие цензурных ограничений военного времени – о событиях, повлекших за собой жертвы «в особо крупных размерах», не позволяли упоминать в прессе.
«Ленинградская правда» на следующий день опубликовала снимок убитой женщины с пучком овощей (значит , уже в тот же день фотограф пытался опубликовать снимки и принес их в редакцию главной ленинградской газеты – В. Н.). В подписи под снимком в стилистике пропаганды тех лет клеймили фашистов, убивающих мирных граждан. Но без какого-либо упоминания о трагических событиях воскресенья 8 августа и о многочисленных жертвах.
Между тем, в дневниках ленинградцев сохранились записи об этом обстреле. Так, в знаменитом дневнике Н. Горшкова читаем: «Воскресенье… Сегодня после 13 часов проклятые фашисты открыли сильный арт. огонь по городу. Много снарядов большой силы разорвались в центральной части на углу Невского просп. и улицы 3 Июля (Садовая ул. – В. Н.), на быв. Михайловской площади, на кан. Грибоедова у Казанской площади. Ввиду выходного дня на улицах и в трамваях было много народа, поэтому много убитых и раненых, искалеченных людей. Лужи крови…»
В других дневниках я также встречал упоминания об этом. Так что знаменитое «сарафанное радио» работало бесперебойно, и горожане моментально узнавали о происходящем в городе. Но мне хотелось найти какие-то рассказы свидетелей этого события, и я продолжал просматривать все воспоминания, но увы!
И тогда я позвонил в Публичку и стал спрашивать о ветеранах, работавших в библиотеке. Может быть, остался в живых кто-то из очевидцев тех событий. Таковых, увы, не нашлось, но зато мне указали на небольшую книжку воспоминаний работников библиотеки о блокадных днях. И вот там я наткнулся на воспоминания одного из старейших работников библиотеки Марии Машковой, в которых она подробно описывает этот день и все, что происходило практически у нее на глазах. «8 августа 1943. С утра дети ушли на рыбную ловлю. Вадик (сын Машковой – В. Н.) каждое воскресенье добывает рыбу на воскресный суп. Вскоре начался жесточайший обстрел района, дети не являлись. ( Дети пошли на Неву и должны были, возвращаясь, переходить Невский как раз в районе Садовой – В. Н.) Я и заметалась в панике, через час я уже ревела и не находила себе места. В 13 ч. 07 снаряд упал у трамвайной остановки на Невском, осколки перекрошили множество народа, убито 49 человек, раненых вели и несли к нам в штаб. Из читального зала от книг подняли двух врачей на перевязку, третий врач, тоже читатель ГПБ, пришел с улицы и принял активное участие в событиях… Дети действительно были в нескольких метрах от разорвавшегося снаряда. Вадик вел Галю (дочь Машковой – В. Н.) и уже был на углу, когда все это произошло у них на глазах, милиционер их задержал и загнал в подъезд дома. Всеволод (муж Машковой – В. Н.) с вышки наблюдал и видел, как они воспользовались некоторым затишьем, перебрались через улицу и добрались домой. Пришли и, захлебываясь, рассказывали об оторванных руках и ногах, о крови, разбитом грузовике, о всем ужасе, с таким же оживлением о трех пойманных рыбках, которые болтались у них в сачке. Я целовала их, ласкала, радовалась и чувствовала себя совершенно разбитой…
По району удар на Невском дал наибольшее количество жертв, и картина была, судя по рассказам, потрясающая…»
Среди прочих в репортаже Хандогина есть одна фотография – перспектива Невского в сторону Адмиралтейства. Аварийная бригада восстанавливает порванные снарядами трамвайные провода, а на переднем плане пожарники из брандспойта замывают кровь и остатки человеческой плоти на асфальте.
Машкова пишет: «…Кровь не успели затереть, а не Невском опять полно народа, на остановке у трамвая густо, бренность существования граничит с цинизмом. Можно сгребать лопатами руки и ноги, складывать на грузовики куски человеческого мяса, а потом вернуться к своим домашним делам. Мы несколько отступили от привычного распорядка, в столовую с Вадиком не пошли, сварили из рыбешки суп, соеденили его с Галиным обедом и этим ограничились».
Вот так из соединения уникальных снимков с пронзительными текстами складывалось повествование в блокадном альбоме…